Никогда. Не давать. Второй. Шанс.

Клэр изо всех сил не падала. Висела над пропастью в несколько этажей, — отчаянно пытаясь не смотреть вниз.

Успела поменять кисть на протез. Не установила чип в мозг. Чужеродный сустав обязан был вылететь, но Клэр не знала когда.

Она сделала глубокий вдох и подтянулась, надеясь уцепиться левой, настоящей, рукой за край. Не удалось. Пейзаж вокруг напоминал старые фильмы про конец света: заброшенная стройка, серость цветов, отблески на металлических деталях. Пронизывающий холод. Белый снег. А самое главное — пустота, падение, которое не пережить.

Клэр — во всей этой беготне по России — не привыкла к искусственной руке, да и про функционал знала мало. Пальцы держали (крепкие оказались), боли не было. Но сустав!

Клэр попробовала раскачаться, чтобы пустить в ход вторую руку. Не получилось. Сделала еще одну попытку подтянуться на правой. Неудача. Она заплакала бы, но не знала зачем. Отчаяние пробило стены. Зачем выбираться, где находить оправдание бесконечным модам и дополнениям, тому, что она теперь — почти что робот, а не человек?

Клэр вложила в поиски всю себя, разменяла по кусочку, продала часть души и на достигнутом останавливаться не собиралась. «Саникорп» потрудился на славу. Камер на стройке не было, а значит — самоубийство. В духе переписанной новостями истории.

На стене появился блик, и мир на одно мгновение расцветился ослепительно ярким золотом. Клэр вздохнула и невидяще уставилась перед собой, в серый бетон. С чего она начинала? И до чего дошла?

— Эй! — крикнули сверху. — Рейес, руку! Да не ту!

— Привет, я Клэр, и вместо сердца у меня пламенный мотор.

В аудитории, к счастью, замолкли, зато стали пялиться. Яркие представители активной молодежи. На другое Клэр и не подписывалась. Не трупам же лекции читать.

— Можно вопрос? — нагло поинтересовались откуда-то из середины.

Клэр кивнула, машинально перебирая пальцами по виртуальным экранам. Новый планшет пискнул, но принялся транслировать иллюстрации прямо на огромную старинную доску. Где-то тут и мел должен был валяться, если не рассыпался от старости.

— Доктор Рейес, зачем вы здесь? Рассказать о том, что нетки — это плохо?

Клэр подняла голову, всматриваясь в толпу, занявшую амфитеатр. Вопрос принадлежал черноволосому сорванцу любого пола, лихо откинувшемуся на спинку кресла.

— Встаньте, а то нечестно получается.

К сорванцу обернулось сразу несколько голов, и он нехотя поднялся на ноги. Клэр рассмотрела его поподробнее и решила, что больше всего он напоминает огромного нахохленного какаду. Есть же такие, совсем черные. Какаду принялся раскачиваться вперед-назад, а потом запустил руки в карманы.

Клэр не хотелось начинать лекцию с ссоры и терять авторитет. Она быстро прикинула варианты. Какаду на логика похож не был, и пара пламенных моторов в нем точно сидела: он явно нервничал и не понимал, куда деть глаза.

— Как вас зовут?

— Салли, — буркнул он с вызовом.

— Хорошо, Салли. Может быть, мы приступим к лекции? Я расскажу вам все, что знаю.

— Да половина мира живет в нетках, — заупрямился он. — Мы социологи, мы можем только наблюдать. А ваши исследования — о чем они? «Женщина против прогресса и за возврат к стереотипам прошлого»? Так о вас пишут в новостях.

В аудитории ахнули. Клэр подняла брови: она уже и забыла, когда ее в последний раз называли по биологическому полу. Мама и папа, а потом один затейник в постели, но не в большом мире же.

На стене появилась голограмма, бесполое средоточие красоты и симметрии черт. Клэр закатила глаза: только этого не хватало. Она смахнула защитника порядка, кивнула побледневшему Салли. Тот усесться не успел, а Клэр уже завела хорошо знакомое:

— Нетки, или социальные сети, получили самое широкое распространение в начале двадцать первого века, постепенно вытесняя остальные средства коммуникации, которым осталось занять чисто имиджевую нишу. Представьте в наши дни человека, говорящего по фону, это анахронизм и нелепица.

Аудиторию, полную студентов, представить тоже было непросто. Впрочем, в трех оставшихся мировых центрах время текло иначе, а пространство искривлялось. Везде — пустые улицы, редкий шум машин, тишина. В центрах — молодежь, голоса, улыбки, жизнь. Хорошо, гражданскую авиацию покуда не отменили, но даже рейса в Лондон или Москву можно было ждать по несколько дней, и это из Нью-Йорка. В детстве Клэр все было по-другому, но вспоминать и сравнивать ей не хотелось. Салли рассудил правильно: социологам только и остается, что смотреть и анализировать, а все остальное — не про их честь.

— Ну а что вы про настоящий пол скажете? — спросила светловолосая особь с хвостиками. — Или, например, про Священника?

Клэр слегка напряглась. Знакомство начиналось не по привычному сценарию.

— Так называемое «дело Священника» — предмет для отдельного занятия. Мне внести его в план? Как социологи, — Клэр постаралась звучать как можно более ядовито, — мы имеем определенные свободы.

Молодежь одобрительно зашумела.

После занятия Клэр спустилась по старинным ступеням, подумала и решила отправиться в свое временное пристанище. Она прошла по тропинке до ворот, потом двинулась направо. Повернула за угол старинного здания из темно-бурого кирпича и поняла, что заблудилась, окончательно и бесповоротно. Можно было залезть в фон и сориентироваться, но Клэр покачала головой, развернулась и медленно стала возвращаться по следу. Пару минут назад ей на глаза попалась парочка, занятая поцелуями. Они наверняка подскажут, что, как, зачем и куда.

Кампус был огромен. Учитывая, что сейчас тут обитала от силы восьмая часть стандартной загрузки, — еще и монструозен и пуст. Общежития, в которых раньше жило по десятку человек, отдавали одному студенту, так что каждый становился обладателем целого дома. Личное пространство было не ограничено. Странно еще, что целовался кто-то на самом виду.

За очередным поворотом Клэр почти уперлась лбом в стену и раздраженно вздохнула. Выудила из сумки фон, посмотрела в экран, поморгала, чтобы он перестал тормозить и сосканировал сетчатку.

— Вот вы где.

Клэр подняла голову. Перед ней из ниоткуда нарисовался Салли.

— Я обыскался, блин. Простите, доктор Рейес, я напугался. Короче, тут всплеск паранормальной риторики, девчонки, то есть студенты, клянутся, что видели на днях призрак Генриха Шестого, ну и я тоже того, побаиваюсь.

Клэр вскинула брови, но фон убрала. Осмотрела Салли с ног до головы. Вполне симпатичный пацан лет двадцати, наглый, взъерошенный, черноволосый. В глаза не видевший стандартных гендерных формул. Ее-то в школе вымуштровали, а он откуда взялся, в Лондонском центре? Знания на уровне — общение ушло в минус.

— Вот. Да. Это я, Салливан. Лекцию пытался сорвать. Чтобы загладить вину, готов проводить до кара.

Клэр почти рассмеялась в ответ, но тут же взяла себя в руки. Фон дернулся, и сердце потеплело: писал Айзек. Клэр смахнула сообщение с экрана. Ничего, пускай помучается полчаса: даже в Лондоне с ней встретиться не удосужился, занятой разработчик. Салли она просто кивнула.

— Вы говорите, что против неток, а сами пользуетесь фоном. Непорядок, — быстро определил Салли и уверенно взял ее за руку.

Клэр с трудом сдержала вскрик. Она отвыкла от прикосновений.

— Салли, — сказала она, едва за ним поспевая. — Вы трогаете меня без сомнений, да еще не знаете правильного варианта слова «девчонки».

Они как раз миновали целующуюся парочку (у Клэр создалось впечатление, что зашли круг на десятый), и Салли ойкнул и тут же отпустил ее запястье.

— Извините, — виновато сказал он. — Я дикарь.

Клэр раздумывала секунду, а потом озарение пришло, как гром среди ясного неба. Тянется за прикосновениями, ничего не знает о прошлом, при этом есть деньги, чтобы посещать университет.

— Из Хейвена, что ли? — произнесла Клэр, едва дыша и чувствуя легкий укол, дыхание соперничества.

Самым необычным происхождением в нормальных обстоятельствах хвастала она.

Салли завернул за угол, и они вдруг оказались у главного входа. Клэр даже ойкнула. Они возвращались по той дороге, с которой она сошла, и тут — тяжелые ворота. Не иначе, магия.

— Какой Хейвен! — бодро и с прежней наглецой отозвался Салли, развернувшись к ней. — Док, ну вы-то не чудите. Такой же, как вы, посланец небольшой общины, где можно жить нормально, если у твоих родителей припасена пара миллионов. Да, виноват, с детства не привык к этой гендерной чуши, но вы тоже, я знаю. Вас так не шокировало, как половину этих… стипендиарных выкидышей. Простите, выкормышей. — Он презрительно покосился на небо, и Клэр наконец-то рассмеялась и не могла остановиться, наверное, с полминуты, хохотала заливисто, пугая пролетающих мимо птиц и остатки студентов.

Салли сначала замер, а потом вторил ей, хрипло и низко. Полез в карман — оказалось, за сигаретами, и Клэр согласилась. Курила она в последний раз тоже дома, и даже там это казалось немыслимой роскошью. Несколько недель назад закрылись две фабрики. Натуральные наркотики стоили дорого и повсеместно заменялись искусственными.

— Я и по фону могу разговаривать, да, — сказал он, щелкая зажигалкой.

— Я тоже, — отозвалась Клэр.

— Я не хотел вас обидеть своими лозунгами. В новостях вычитал, потом начал следить за публикациями… Вы же ведете борьбу с пустотой, док.

Клэр пожала плечами, затянулась и едва не закашлялась. Мальчишки в ее детстве говорили, что так нельзя, позора не оберешься. Клэр не была уверена в истинности этого заявления, но дым выдохнула с некоторым облегчением.

— Строго говоря, я не веду борьбу ни с чем, — пожала плечами она. — Я только подмечаю факты и указываю на тенденции, которые, к сожалению, ничем не переломишь. О какой борьбе может идти речь? С подами? Не смешите меня.

Салли качнулся с мыска на пятку, снова вперед, и завис над ней, смешной и совсем не опасный.

— Почему ваша книга называется «Закат цивилизации»? И последняя заметка, док! Знаете, это тянет на статью. Вы над концепцией настоящего пола посмеялись, а мне лапшу вешаете, мол, я не знаю правильного синонима к слову «девчонки».

— А что, знаете? — искренне изумилась Клэр, уже даже не понимая, откуда вдруг из нее полезло гендерное и странное.

— Барышни, — уверенно сказал Салли, и она снова покатилась со смеху, откровенно радуясь, что, куда ни глянь, везде зеленая трава, никаких защитников общественного порядка, и даже приложения на фоне не стоит.

— «Леди»? — Салли наморщил лоб, будто изнемогая в попытках найти правильный ответ.

Клэр знала все эти слова, а еще вдруг вспомнила «флирт» и счастливых мать с отцом, поддевающих друг друга по поводу и без. Испугалась, что сейчас натворит что-то непоправимое, потому что для начала надо бы узнать, кто Салли по настоящему полу, потом вспомнить, что он студент, и дело явно того не стоит.

— Название придумал издатель, — выдала она, совсем смутившись. — Чтобы лучше продавалось. Но у нас не закат. Да, активных жителей с миллиард, остальные в том или ином ключе… — Она запуталась в словах и отвела взгляд в сторону. — Мы не можем говорить о том, что остальные восемь миллиардов пассивны, они заняты активной нейродеятельностью. Но по факту они не выходят из дома, они почти никогда не участвуют в репродукции. Сами знаете. Или должны, по меньшей мере.

— Вы про Пекин забыли, — заметил Салли совсем тихо, и Клэр встрепенулась было, но он уже продолжал: — Док, слушайте, не читайте мне лекций, а лучше дайте адрес фона. Я вам позвоню, и мы встретимся. Тогда рассказывайте что угодно.

— Встретимся? — переспросила Клэр почти в панике.

— Конечно.

— Как студент и преподаватель?

— Нет, как парень и девушка.

Клэр хотела было запротестовать и сказать о правилах приличия, разнице в возрасте — да много о чем можно было напомнить, — но он уже тянул широкую ладонь вперед. Проще оказалось положить на нее фон и коснуться пальцами пальцев.


В баре играла негромкая музыка. Она неслась из динамика, подключенного к древнему смартфону. Атмосферно, ничего не скажешь. Клэр вглядывалась изо всех сил, но так и не поняла, заменены ли чипы в анахронном гаджете или нет.

Она вернулась к коктейлю и перестала регистрировать, что происходит по сторонам. Такое с ней случалось довольно редко: в мире, где все большее число людей переходило из активного состояния в активное бодрствование, ученый не не утыкался в фон или картинки в голове. Назавтра могли вымарать всю социологию как бесполезное и ненужное явление, поэтому Клэр только и делала, что наблюдала. Сначала, как в удобные поды с нейроуправлением переместились бедные слои наслоения, потом, как то же благо (по версии «Саникорпа») постигло средний класс. Революция.03 пришлась на ее взросление, а в четырнадцать лет Клэр уже соображала лучше многих. Когда-то психологи ввели понятие «докомпьютерный человек» и очень любили сравнить представителей этого вида с теми, кто не застал аналоговую цивилизацию. Теперь нужно было как-то делить людей еще на два подвида. Многие из ее круга, да взять хоть Джуда, называли их живыми и мертвыми, только Клэр такое деление не нравилось. Клэр видела многое: ее семья жила по-старому, в огромном доме, а детство и юность она провела в диалектической борьбе со старшим братом. Ее лучшая подруга в один прекрасный день не явилась на лекцию занудного русского профессора. Клэр обнаружила ее спустя несколько часов, Райли была подключена к новенькому поду. Глубокое погружение. Клэр выплакала все глаза, поговорила с ней однажды и больше никогда не принимала ее звонки.

Салли не появлялся, хотя и не опаздывал пока, и Клэр решила думать о чем-то научном, чтобы не разволноваться и не расклеиться. У нее мучительно не получалось, но она все равно бросалась мыслями к тезисам новой работы и заставляла себя вспоминать. К счастью, в сумочке чувствительно завибрировал фон. Клэр даже подскочила. На экране довольно улыбался Айзек.

— Йоу, что слышно?

— Ретроград чертов. — Клэр приложила фон к уху и, по привычке, настороженно огляделась.

Смеяться никто не стал, но молодая парочка укоризненно обернулась. Наверное, чипованные. Зачем усилия, если можно картинки друг другу посылать.

— На себя посмотри! Как твое свидание?

Клэр вспыхнула и уставилась в коктейль. На дне беззащитно барахталась оливка.

— Айзек, ну о чем ты?

— Я о свидании, детка. Неужто ты вышла из тени?

Клэр схватилась за лоб. Она так не соответствовала, так выбивалась из всех норм наблюдаемого ей социума; любой настороженный взгляд указывал на это, подсвечивал ее недостатки. Родителей рядом больше не было, и одобрять тоже было некому. Не осталось никого, кроме смешливого, язвительного Айзека, брата-погодки, разговаривающего на дикой смеси анахронизмов и пошлости и страдающего неизлечимой интроверсией.

— Слушай, я не на свидании, не надо придумывать, прошу тебя. Люди уже слово-то такое забыли, а язык определяет сознание…

— Док, вы что-то перепутали. Язык — зеркало сознания, и мы совершенно точно, определенно, стопроцентно на свидании.

От неожиданности Клэр уронила фон на стойку. Рядом с ней неизвестно как нарисовался ужасно высокий Салли. И даже цветы у него были. Клэр постоянно приходилось контролировать себя, и во взгляде парочки, одном на двоих, она тут же считала, насколько это старомодно.

— Здравствуй, — сказала она и взяла цветы.

Салли тут же устроился на барном стуле рядом и протянул фон:

— Вы договорите, а потом обязательно поделитесь, кто это. Муж там или бойфренд.

Клэр взяла гаджет, снова, как днем, коснувшись пальцами пальцев, сделала глубокий вдох и прервала поток ругательств, несшихся из динамика:

— Айзек, замолчи, пожалуйста. Я выронила фон от неожиданности.

— Детка, я смотрю, парень не промах. И дай-ка я угадаю твои следующие реплики. Можешь отвечать «да» или «нет».

— Айзек, послушай, я…

— Не убудет. Так, посмотрим. Ты, наверное, думаешь, что он тебя младше, студент и это все неприлично. А твой брат думает, что не стоит упускать возможность. Сама знаешь, когда мы живем, люди размножаются инкубаторами, полная совместимость возможна только на нейронном уровне и прочее бла-бла, которым нас кормит «Саникорп». Только вот в чем дело, «Саникорпу» не надо кормить девять миллиардов. Там же тоже люди, разобрали чудеса света себе, кто в Лувре живет, кто в… Короче, я загнался. Бери парня и не страдай попусту.

Всю тираду Клэр смотрела в бокал на оливку и благополучно продолжала краснеть. Последние отношения у нее были три года назад, да и то какие-то невразумительные. Джесси клялся на крови, что бросит ради нее под, она, разумеется, не верила, финал — вполне закономерен.

— Все знаю, — зловеще провозгласил Айзек, не дождавшись ответа. — Знаю все. Решила, что больше тебе ни счастья, ни нормального парня не светит, а теперь валяешь дурака и разговариваешь с братом! На что ты вообще время тратишь! У тебя там симпатичный пацан. Живой. Не любитель подов. Да-да, я посмотрел его профиль.

— Айзек, твоя логичность может соперничать только с твоей привлекательностью, — бросила Клэр в трубку и отключилась под довольный смех.

Обвинение не было справедливым, но разговор и так затянулся. Клэр снова сделала глубокий вдох и обернулась к Салли. Тот заинтересованно размешивал коктейль трубочкой, слегка ссутулившись и нависнув над стойкой.

— Не муж и не бойфренд, — растерянно выдавила Клэр.

Салли тут же вскинулся и уставился на нее любопытными черными глазами, заулыбался:

— Отличные новости, док, а то представляете, встретил девушку, а она болтает по фону с…

— Салли! — шикнула на него Клэр. — Я все понимаю, но…

Она не успела. Из стойки уже выезжала голографическая табличка. На этот раз — со вполне живым, не автоматизированным представителем правопорядка на том конце. Салли попытался было что-то сказать (не прятался от ответственности, это почему-то оказалось очень приятно), но Клэр взяла ситуацию в свои руки:

— Офицер, у нас все в порядке, я биологически феминна, но мы больше не будем возмущать порядок, прошу прощения.

Усатый мужчина (впрочем, может, и женщина) посмотрел на них долгим взглядом, нажал на кнопочку где-то у себя и отключился.

— Ой, — сказал Салли, и у Клэр сжалось сердце. — Док, предупреждение мне отправил. Ну и что, что вы деву… — Он тут же поставил свой стакан на место выезжающей панели, — девульгаризованы?

— Это комплимент? — уточнила Клэр, изо всех сил пытаясь не рассмеяться.

Салли наморщился, сжал губы — и зачем-то оперся щекой на руку, совершенно расслабленный и очень, очень большой:

— Он самый. Вы лишены всякой вульгарщины, док. И еще. Я ненавижу следить за языком.

— Я заметила, Салли. Мелет он у тебя всякую чушь.

— Док. Ну я же могу звать вас доком, правда?

— Профессор вполне подойдет. Учитывая, что у нас впереди курс лекций…

— И семестр свиданий. Нет, простите, в отходняк этого «дока».

От смущения Клэр зарегистрировала происходящее вокруг, одним взмахом, росчерком. Рядом пил мужчина с внешностью какого-то древнего австралийского актера, методично проглатывая стакан за стаканом. Судя по спокойствию и настойчивости — то ли девушка, то ли друг отправились в под надолго. Удивленная парочка держалась за руки и уже, наверное, не обратила бы внимания на разговоры по фону: взгляд остановился у обоих. Одинокая женщина в ярком платье пришла в бар не в поисках знакомства: глаза у нее были прикрыты, и белок мелькал туда-сюда, лишь изредка замирая.

— Под забарахлил, — сказал Салли очень буднично, и Клэр перевела взгляд на него. — Это просто. Платье не подходит ситуации, подключена к нетке. Дома, небось, бригада колдует.

— Семестр свиданий? — невпопад спросила Клэр, и Салли рассмеялся, поднял бокал.

— Давайте за это.

Клэр отсалютовала своим, пригубила; говорить было решительно не о чем, да не очень-то и хотелось. Дурацкая ошибка.

— Док, как мне вас звать?

— Зови Клаудией. Я вообще-то не совсем Клэр. Это второе имя, но сам понимаешь, картиночное сознание, сокращение слов… Почти привыкла.

Салли почему-то расцвел в улыбке, даже глаза засветились:

— Очень здорово, что вы разрешили. Замечательное ведь имя.

— А у тебя почему… — Клэр чуть было не брякнула «девчачье». — Такое гендерно-нейтральное?

— Родители боялись, что будут проблемы, вот и назвали. Мучаюсь, но живу. Я не отказался бы от Зандера или, на худой конец, Майка.

— Мне нравится, — просто сказала Клэр, и несостоявшийся Зандер на мгновение потупился.

— А что после семестра? — спросила она.

— Я не знаю, — пожал плечами он. — Может, поженимся, может, разбежимся. Но это будет замечательный семестр.

Клэр собралась ретироваться в сторону дамской комнаты. Она решительно не понимала, что говорить на такие вещи, и почему внутри тепло и щемит сердце. За окном взвыли сирены, и два полицейских вломились в бар. Клэр и вздохнуть не успела, а Салли уже заламывали руки, читали права и, кажется, нотации.

— Да он студент! — возмутилась Клэр. — Послушайте, что происходит, зачем вы?!

Стражам порядка, впрочем, было наплевать на все. Клэр выбежала на улицу, и Салли все-таки крикнул ей:

— Не волнуйся! — пока его закрывали внутри машины.

Клэр не собиралась волноваться. Она с неясной решимостью собиралась разносить ближайший полицейский участок вдребезги, пока ей не отдадут взъерошенного какаду. Она вернулась в бар, расплатилась за оба коктейля, спросила у фона, как быстрее, пешком или ждать такси. Фон, конечно, предложил пешком. Тогда Клэр сняла каблуки и пошла по мостовой, изредка сверяясь с направлением. Участок находился в миле с чем-то, и она добиралась минут двадцать, все это время старательно не думая о возрасте Салли. В конце концов, он пообещал ей семестр свиданий. Клэр Рейес собиралась взыскать по словесной договоренности и, возможно, влюбиться по уши.

По пути в участок Клэр вспомнила все истории про прекрасных принцев, явившихся из ниоткуда на своих замечательных белых конях. Прикинула, поняла, что не знает фамилию Салли, немного расстроилась. Задалась вопросом, не установить ли хоть какую-то версию чипа. Не пришлось бы тратить время на доставание фона из сумки и поиски вручную. Глупое семейное предание гласило: выйдешь замуж только за того, чья фамилия не вызовет отторжения. Не то чтобы у Клэр было много возможностей проверить его правдивость, но три больших романа в картинку вписывались. Мама и бабушка в голос твердили одно и то же, и Клэр привыкла жить с этим знанием. А еще с пониманием того, что мир совсем не такой, как дома. К своим двадцати восьми она и вправду смирилась с тем, что никогда не выйдет замуж, не станет матерью и далее по списку. Можно было согласиться на какой-нибудь так себе вариант или прошерстить родную общину на предмет разводов, но она была влюблена там, давно и неправдиво. Голубоглазый красавчик оказался гендерно-феминным, и ей пришлось двигаться дальше.

На лондонских улицах было тихо и спокойно. Осень золотила деревья, которые старательно не сдавали позиции, ветер гулял в кронах, и за пределами университетского городка Клэр вновь показалось, что мир пуст. Оттенок пустоты, впрочем, был красив и тепл. Мимо проехал одинокий робот-уборщик, невразумительно что-то пропиликал насчет босых ног и выплюнул пару удобных кроссовок. Клэр даже остановилась на мгновение, посмотреть на размер, потом долго думала, с каких пор уборщики возят с собой запасную обувь, сколько у них пар, откуда угадал. Все это было довольно странно. Мостовая, однако, намывалась до такого блеска, что Клэр не раздумывала. Босиком по нагретому камню идти было очень приятно.

Навстречу шла пожилая пара, и Клэр задалась вопросом, получится ли у них так когда-нибудь с Салли. Как социолог, она знала, какие сказки сейчас рассказывают девочкам на ночь, и все-таки была благодарна матери за то, что слышала сама. Система инкубаторов для поддержания уровня трудоспособного населения стала прекрасным выходом, да только последние доктрины «Саникорпа», по слухам, предусматривали прямое переселение с завода в под, если набор генов оказывался среднестатистическим. Ничем не подтвержденные данные, но Клэр не сомневалась в том, что «Саникорп» и всех рожденных запихнул бы в под по тому же признаку. Впрочем, пока что законы предусматривали равные права, и общество в очередной раз училось толерантности. В последней работе Клэр окрестила ее «толерантность.03» по аналогии с числом революций, и название вроде бы прижилось, она слышала его в новостях сразу от нескольких коллег, в том числе — искусственного происхождения. Впору было ожидать очередного переписывания словарей. Количество вырощенных людей перевалило за критическую отметку, в обществе, каком бы то ни было маленьком, назревал коллапс. В школах над ними смеялись, на работе предпочтение отдавалось таким, как Клэр. Царила обыкновенная ксенофобия, которую начинал сметать праведный гнев. Вот уже и «искусственное происхождение» стало проникать в речь. Скоро пойдут перегибы.

Клэр все-таки сверилась с фоном (ей очень хотелось найти Салли поскорее), свернула на широкую улицу с живыми манекенами в сияющих витринах и прибавила шаг. Надо было начинать тренироваться. Не мертвая, конечно, но физическая форма оставляла желать лучшего.

— Клэр Рейес, — мягко позвала ближайшая витрина. — У нас есть прекрасное платье нужного размера, учитывая ваши покупки в прошлом, я делаю вывод, что вы купите его с вероятностью в семь… — Клэр привычным движением смахнула таргетированную рекламу, проведя рукой два раза вниз, мол, не показывать сегодня или когда бы то ни было.

Мысли скакнули к Айзеку. Клэр давно собиралась на него обидеться. Фотографии в нетке свидетельствовали, что выглядит он просто отлично, днями торчит дома, много работает. Московское образование по-прежнему было в цене. В общем, никаких причин для беспокойства, но встретиться все-таки хотелось.

Участок светился в сумерках истошным голубым, на стекле полз сразу десяток новостных лент и объявлений. Скрыть бы не получилось, как ни маши руками: каждое сообщение несло приоритетный значок «Саникорпа», стилизованный разноцветный шар. Преступлений в мире с камерами, конечно, быть не могло, случались они по глупости и недомыслию, но вот всяческие инциденты… На передней двери мерцал портрет злостного хулигана, толкнувшего трех прохожих.

Клэр пожала плечами. В общинах случалось разное, но всем противозаконным там занимались обыкновенные люди в обыкновенной форме. Хулиган сменился на Салли. Судя по цветности, тот был настоящим преступником. Третье предупреждение, хоть бы сказал, глупое создание. Клэр взлетела по ступенькам, представилась бесчувственной камере, наврала, что послана университетом (а что, имела право, студента должен кто-то выручать). Камера нехотя пискнула и пустила ее внутрь.

Остальные проверки (их было шесть, включая осоловелых дам, наполовину погруженных в под-сон) Клэр проскочила легко. Размахивала удостоверением и кричала о своих исключительных правах. Добралась наконец-то до нужного зала и выдохнула с облегчением: какаду был весел и выговаривал полицейским. Клэр только в этот момент поняла, что у сердце сбоит прошивка, оно стучало адским набатом, отдавалось в ушах, висках, никак не желая противодействовать выбросам адреналина.

Какаду увидел ее, смешно и неловко махнул крылом, и чертов протез разошелся еще сильнее. Клэр сделала глубокий вдох, подавила панику: не та настройка, убить протез не способен, — и задержала дыхание. Ей с детства были известны всякие приемчики вроде этого, насытить кровь углекислым газом и унять несовершенное сердце. Генетическая аномалия, которую поколение за поколением довольно успешно нивелировали при помощи мода. Деда Клэр даже прозвали Железным Феликсом, потому что у него оказались спротезированы обе руки и правая нога (производственная травма), и она долго искала, откуда пошло такое странное прозвище. Разве железяка может быть счастливой?

Ее, впрочем, была. Клэр аккуратно постучала в стекло, потом приложила к нему удостоверение, и один из полицейских открыл дверь.

— Здравствуйте, меня зовут Клэр Рейес.

— И вместо сердца у нее — пламенный мотор, — брякнул Салли.

— Этот человек опять вас оскорбляет, — заключил усатый полицейский.

— Ты подумай, Джей, сколько денег они тратят на то, чтобы сделать пропуск, — протянул второй, не выпуская из рук удостоверение Клэр. — Это, наверное, синтетика настоящая!

Клэр не стала уточнять, что это была настоящая кожа. Университеты позволяли себе и не такое. А защитники прав животных дискуссию, в основном, вели из подов и помешать никому не могли.

— Господа, я преподаватель этого человека. Вся его вина в том, что он достаточно поздно выбрался из своей родной общины и не привык к общению.

— Доктор Рейес, — начал было усатый, но она и слова не дала ему вставить:

— Дослушайте до конца, все документы перед вами. Я проведу с ним курс по гендерно-нейтральной лингвистике. Передо мной нарушения нет, перед социумом оно сомнительно. По законам общины Салливан еще несовершеннолетний, поэтому я забираю его, причем немедленно.

— Точно, доктор дело говорит, — наконец отвлекся от удостоверения второй полицейский, — смотри, в этом его Хейвене совершеннолетие не как у всех, а доктор, похоже, дело знает, Джей, ну давай отпустим эту гендерную неразбериху, всем же лучше будет.

Усатый вздохнул, перевел взгляд с какаду (тот хохлился и смотрел в пол) на Клэр, нахмурился — и вот уже под стеклянному экрану бежали заветные слова и цифры.

— Большое спасибо, — сказала Клэр, протягивая руку какаду. — Мы, пожалуй, пойдем, я занесу на выходе рапорт о вашей похвальной работе.

Полицейские просияли, и Клэр порадовалась, что родители заставили вызубрить не только внутренний кодекс их общины, но и «Правила поведения во внешнем мире». Первым там шло милейшее утверждение, что любой объект или субъект враждебен или опасен, если не сказано иного, а вторым — что данного субъекта или объекта необходимо расположить себе. Клэр поежилась от неприятных воспоминаний (правила шокировали всю их разношерстную компанию), развернулась и пошла через анфиладу электронных дверей, распахивающихся перед ней заблаговременно. Какаду радостно потопал вслед. Уже на пороге их догнал усатый, отдал забытое удостоверение

Выйдя из участка, Клэр вдруг поняла, что до сих пор босиком, а туфли так и цепляются каблуками за ремень сумочки. Без каблуков разница в росте казалась совсем удручающей. Впрочем, не собирался же он ее целовать прямо здесь! Иначе дела их обстояли совсем нехорошо, да и фамилия у Салливана была не то чтобы очень, Рэнд.

— Клаудия, — позвал Салли, солнечно улыбаясь. — Клаудия.

Она хотела откликнуться, но он согнулся, кажется, вдвое и все-таки ее поцеловал. Она ждала, когда взвоют сирены, и усатый примчится задерживать их как нарушителей какого-нибудь порядка. Ничего не случилось, и тогда она встала на цыпочки, обняла Салли рукой за шею и ответила на поцелуй. В этом не оказалось ничего постыдного или неправильного, обычный очень, очень сладкий поцелуй, и он наконец выпрямился, придерживая ее за талию, и она взмыла в воздух, а ради этого стоило ждать всех самолетов мира и те одинокие сорок минут до участка.


— Доброе утро, — поздоровалась Клэр.

Студенты дружно притихли. Впечатление, по всей видимости, она произвести успела.

Салли сидел на прежнем месте и, улыбаясь, смотрел в пол. У Клэр по этому поводу было очень много вопросов, мальчишка ведь и в самом деле несовершеннолетний оказался, мало того, что из Хейвена. Поцелуй, ему, конечно, не повредил. Но эти планы! Встречаться он с ней собрался. А с ним хлопот не оберешься, заниматься, объяснять, что любой промах ведет к несоразмерным последствиям. Хорошо еще, что «Саникорп» лоялен к общинникам. Клэр потерзала пальцами планшет и поняла, что сегодня отклонится от плана.

— Друзья, кто может дать краткую характеристику по вопросу гендерной идентичности? Элла?

Клэр имела достаточно посредственную память на лица, но приучилась прятать недостатки. Вот и сейчас Элла, на самом деле, конечно, Эл, симпатичный гендерно-феминный парень, аж головой замотал от удивления. На деле-то Клэр запомнила его одного.

— Ну, гендерная идентичность… Или доктрина настоящего пола… — он замялся.

Клэр лишний раз порадовалась, что «Саникорп» не может влезть к ней в голову, ведь в ней творилось то, что у Салли было на языке. Она делила мир согласно биологии.

— Смелее.

— Я вот иллюстрация, — отозвался он.

На мгновение в аудитории воцарилась абсолютная тишина, а потом грохнуло. Смеялись, конечно, общинники, такие же, как сама Клэр или Салли. Для всех остальных революция состоялась давно, девушка не была парнем, да и слова давно отправились в утиль.

— Вы из общины Димитрово, я вижу? — поинтересовалась Клэр, быстро вызывая список учеников. — Сами не привыкли?

— Немного, — отозвался парень. — Только она «Дмитров» называется. Ну, дело в том, что биологический пол не соотносится впрямую с полом реальным, и каждый волен выбрать, что именно он за существо и не подвергаться э-э-э… остракизму за совершенный выбор. Это весьма упростило взаимоотношения между полами, вот, собственно, и я…

На этом моменте захохотали уже все. Клэр сделала глубокий вдох, чтобы к ним не присоединиться.

— Доктор Рейес? — подняла руку блондинка с первого ряда. — Можно вопрос?

— Давайте.

Клэр уселась на кафедру и выжидательно уставилась на нее.

— Вы, судя по всему, собираетесь посеять смуту в наших неокрепших сознаниях и копнуть под все принятые ныне доктрины? Разве это правильно? Я искусственного происхождения и понятия не имею, зачем нам ваш курс лекций. Доктрины и революции были придуманы не самыми глупыми людьми.

— Слушай, Джонни, замолк бы, — встрял Салли. — Ты будущий социолог, тебе думать надо, а не преклоняться перед авторитетами.

— Отличный вопрос. Давайте разберемся, действительно, зачем я приехала и почему мне «Саникорп» позволяет читать лекции на такие темы. Террористы прошлого позавидовали бы.

Джонни, явно собиравшаяся лезть в драку и доказывать не словом, а делом, что настоящий пол ничем не уступает биологическому, замерла, а потом нехотя опустилась на место. Только тогда Клэр вздохнула: первая притирка успешно пройдена. Они с группой проскочили препятствие и сделали это просто, если не сказать — играючи.

Студенты у Клэр появились в двадцать два, и это были очень, очень разные люди. Хотя «Саникорп» тасовал колоду, но все же в Московском центре жили одни, в Лондонском — другие, в Нью-Йоркском, ее родном, совсем третьи. Эти вот собирались думать и спорить, а не отсиживать родительские деньги и стипендии.

После лекции Клэр спустилась вниз, завернула за угол здания и увидела Салли.

— Эй, док, — сказал он стеснительно, — на этот раз не заблудились?

Клэр помотала головой, взяла его под руку и потянула подальше от обители знаний. Люди всегда будут людьми, и она предпочла бы обойтись без сплетен.

— Джонни, кажется, положил на тебя глаз. Почему у него гендерная идентичность такая?

Салли засмеялся, неловко высвободил руку и обнял Клэр за плечи:

— Этот Джонни — моя однокурсница. Вместе учились в Москве. Взбалмошное создание, когда-то дружили, потом ничего не вышло, потом вон получил аттестат и свидетельство о настоящем поле. Я у него спрашиваю, опечатка? Он мне — ничего ты не понимаешь.

Клэр улыбнулась:

— Не могу сказать, что разобралась в хитросплетениях ваших отношений, но с местоимениями у тебя сегодня явно лучше, чем вчера. Хвалю.

— Это все ваше общество, док. Кстати, куда мы идем? Я не шутил насчет семестра свиданий. После каждой лекции — оно. Мы же договорились?

Клэр задумчиво кивнула и тут же опомнилась:

— Салли, мы про отработки забыли, это во-первых. Во-вторых, я хотела бы поговорить о Хейвене.

Они как раз дошли до поворота к ее временному пристанищу. Салли замер на месте, с виноватым видом засунул руки в карманы и опустил плечи.

Разница в возрасте все-таки чувствовалась, это было смешно и здорово одновременно.

— Эй, — она провела пальцами по его щеке. — Эй, в чем дело, я просто хотела бы честности. Вот и все.

Салли смешно поджал губы, но не отстранился.

— Я… Клаудия, про Хейвен не принято рассказывать, о нем столько легенд, да ты сама знаешь, наверное. На деле, это вполне обыкновенная община богачей, сделавших преуспевающий город, понимаешь? Мы не в ссоре с «Саникорпом», просто закрываем глаза друг на друга. Ну и всегда начинаются эти расспросы, у нас ведь есть оружие, чтобы уничтожить весь «Саникорп» и еще полмира. По слухам, конечно. Извини, я больше не буду тебя обманывать.

Клэр медленно кивнула и подумала, что душу бы продала хотя бы за кусочек информации о Хейвене, но Салли ей, наверное, расскажет.

— Который час?

— Половина шестого, — отозвался он, пытаясь заглянуть ей в глаза.

— Хорошо, тогда в семь у нас сегодня свидание в корпусе гуманитарного знания, там мы с тобой полтора часа посвятим изучению теории настоящего гендера и…

— Клаудия! — возмутился Салли.

Клэр подняла брови и чуть наклонила голову:

— Я вас внимательно слушаю, Салливан.

— Но Клаудия, а…

— Никаких «а». Думаешь, полиция отпустила нас за красивые глаза? Я еще буду им отчеты писать. Так что пока у нас предусмотрены свидания исключительно научной направленности.

— Хорошо, — понурился Салли. — Извини, что я такой кривой, я вообще должен был в Хейвене остаться, но так вышло, закинули в мир, никак не могу привыкнуть, что мы тут гендерно-феминны или гендерно-маскулинны.

— Ничего, — бросила Клэр, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — До встречи.

По пути домой, за эти жалкие сотню футов, она обернулась, наверное, раз пять, и каждый раз Салли махал ей рукой.

Она устала от беготни накануне, поэтому легла поспать. Фон разразился трелью ровно через час, и, более-менее бодрая, Клэр отправилась в корпус гуманитарного здания, стараясь не бежать уж совсем. Студенты бросали на нее излишне долгие взгляды, но она не волновалась. Она думала, как войдет в аудиторию, а длинный Салли будет сидеть на кафедре и болтать на ногами. Клэр все-таки влюбится окончательно — и плевать она хотела на возраст.

В аудитории никого не оказалось. Клэр подождала пять минут, потом схватилась за фон и подняла информацию по Салливану Рэнду. Набрала адрес, послушала тишину. Посидела еще немного. Махнула рукой и, чувствуя себя старой идиоткой, пошла обратно. Вечер с черными мыслями коротать не хотелось, поэтому она выбралась за пределы городка, до сияющей улицы, и зашла посмотреть на платье. Ее узнали и продавщицы, и сканеры, и голограммы, поэтому вниманием она была окружена мгновенно, тоска немного отступила, и идеальное общество потребления сделало свое дело: ушла она в неплохом настроении. Даже план какой-никакой нарисовался. Вытащить Айзека на встречу, а дальше — гори все синим пламенем.

На следующее утро городок гудел. Клэр раздраженно выбирала юбку с блузкой битые двадцать минут, а в итоге вылетела на улицу черт знает в чем. Вчерашняя покупка решительно не подошла. Клэр была почти уверена, что у малолетних нахалов был спорт такой, снимать преподавателей, кто больше снимет, тому какой-нибудь приз. Может, даже Джонни участвует.

До корпуса Клэр летела вихрем, вбежала на второй этаж, шваркнула сумку на кафедру так, что вылетел планшет. Он упал на пол в тишине, и Клэр будто чем-то по затылку ударило. Она подняла взгляд. Ребята были тут, никуда не делись и не пропали. Сидели молча. Девчонки, несмотря на гендер, судорожно вытирали лица.

— Так, — сказала Клэр, пробегая глазами по рядам и не понимая, что происходит. — Так.

Что-то случилось.

— Элла, может, вы расскажете, что происходит? Я не в курсе.

Клэр никак не могла найти взглядом Салли, и это почему-то пугало, а не злило.

— Вы не слышали? — отозвался парень мрачно. — Не может быть.

По амфитеатру кубарем скатилась Джонни, уже не пытаясь скрыть слезы. Хлопнула дверью — и была такова.

— Салли ушел. Сегодня утром не могли до него достучаться, мы вместе ходим обычно… А он ушел в под. Глубокий, как его, ну доктор Рейес, вы знаете. Не позвонить, не написать толком. Там, где счастливые картинки. Мы не поверили, доктор, но мы ходили в ближайший центр посмотреть.

В аудитории явственно всхлипнуло еще несколько девчонок, и Клэр почему-то подумала, что никакую прошивку на сердце менять не надо, потому что протез, кажется, вырвали с корнем.

Клэр робко постучала в дверь. Ей не хотелось выбираться в город, ей вообще никуда не хотелось, но она послушно, как чертов робот, поехала сначала в клинику, чтобы посмотреть настройки сердца, а потом — за пределы мира, сюда.

Она все-таки надеялась, что ей откроют, и все окажется простым недоразумением. Игрой, в которой она ходит второй и проигрывает только потому, что слишком стара; куда ей гоняться за двадцатилетками.

Врач, немолодой мужчина, синхронизировал показания, потом зачем-то погнал ее на полное обследование. Подобное тянется к подобному, и ей снова встретился ходячий анахронизм.

— Доктор Рейес, — сказал он спустя какое-то время, когда она сидела напротив него и судорожно думала, чем занять мысли, чтобы не сдаться, чтобы не разреветься самым позорным образом. — Я не знаю, чем вы озабочены. Эта модель лучшая на рынке, до сих пор. За последние годы ничего не поменялось. Я не понимаю, почему у вас не SH-23, даты расходятся, но это не мое дело. Вы абсолютно здоровы. У вас новейший протез.

Клэр кивнула и впервые не нашла в себе ни сил, ни желания отвечать на почти прямой вопрос. У родителей были связи, что еще тут скажешь. Новая модель вышла на рынок спустя год после операции. А вот про здоровье она бы поспорила. Клэр всегда чувствовала себя слегка неполноценной, именно по факту того, что в груди бьется кусок металла. Болело оно не вовремя.

Клэр стряхнула с себя замешательство и постучала еще раз. Задержала дыхание. Задалась вопросом, кому что пообещать, чтобы дверь ей открыл Салли. Она бы упросила, уговорила остаться хотя бы на чуть-чуть. Он не был похож на тех, кто страдает под-аддикцией, не был похож на неопределившихся.

— Заходите.

Клэр подпрыгнула на месте и обернулась: полусонная девица-администратор зачем-то поднялась вслед за ней и теперь что-то жевала.

Клэр дернула ручку. Ее глазам предстало нестерпимое зрелище: залитая золотым, ярким, красивым цветом заходящего солнца белая комната. С абсолютно стереотипным белым гробом посредине.

Клэр закрыла за собой дверь и подошла к поду. Вдруг поняла, что держится за теплую высокую стенку, отчаянно цепляется и скользит пальцами по белому пластику, сползает на пол, не может сделать вдох, хватает ртом ненужные, маленькие порции воздуха так, что в глазах темнеет.

В чувство ее привел жар, расползающийся по спине. Сзади находился враг, машина, которая сожрала столько ее друзей, а теперь еще и Салли. Клэр пошевелилась: расслабляться нельзя. Под жил, вибрировал, едва слышно гудел.

Клэр поняла, что размазывает по лицу слезы, встала на ноги и побрела в ванную комнату. Она могла дойти на ощупь, без особых подсказок, у Райли была такая же квартира высшей комплектации, с отдельным душем и отдельной кухней. Им все-таки надо было продолжать жить, поэтому под изредка выгонял на кормежку и спорт. Поговаривали, что старшие модели уже и этого не требуют.

Клэр открыла воду, поняла, что на стене нет зеркала, и умылась пригоршней, на внешний вид ей все-таки было наплевать. Царапнуло глубоко внутри, и она вспомнила, как пыталась поговорить с Полом, первой любовью, как ждала его, как он выбрался из пода, не вполне понимающий, где находится, как пошел в душ — и как она залила под кислотой. Ломка у него началась моментально, еще до того, как она попыталась обнять и поцеловать, до того, как начала твердить изученное, прочитанное, отрефлексированное, а потому — безнадежно глупое, про любовь, них и то, что она скучает. Принцип недолженствования в их эпоху работал, как часы, и люди с каждой новой итерацией все крепче его усваивали. Впитывали с отсутствующим молоком матери.

Ждать Салли смысла не было, да и девица, кажется, упоминала о том, что он не желает контактов, только через виртуальность, как все нормальные люди.

И все-таки Клэр отказывалась понимать, как именно в под ушел Салли. Да, никто не придумал алгоритма, погружения оставались рандомными, но эта вовлеченность в мирские дела, эти заявления про семестр свиданий, этот смешной неуклюжий флирт, это все просто кричало о том, что именно Салли — не мог. Не должен был. Не так резко.

Клэр вышла из ванной, снова подошла к белому гробу — солнце медленно катилось к закату, и уже не слепило — и, по привычке, потрогала бок. Под не отозвался ничем. Решение Клэр приняла моментально, осознав, что всю оставшуюся жизнь придется коротать без взъерошенного голубоглазого Салли.

Она выбежала, захлопнула дверь, отсчитала каблуками немеренное количество белоснежных ступенек, оказалась перед девицей и резко выдохнула:

— Нужен выход, на час, нет, на два, лучше на два.

Девица глянула в ответ непонимающе. И Клэр, раздражившись совсем до крайности, объяснила сквозь зубы:

— У меня нет чипа.

Девица захлопала глазами, будто первый раз такое видела, но очнулась от вынужденного бодрствования и произнесла:

— Простите, у нас отсутствует оборудование для выхода.

Клэр стукнула кулаком по стойке и вылетела из центра. Вызвала с фона такси, добралась до домика в общежитии, бросила сумку и побежала в библиотеку. В библиотеке выходов с нейродатчиками было несколько, тут еще уважали тех, кто не желал портить мозги чипом.

Ничего ужасного не случилось, но Клэр все-таки трясло, ей не нравилась аугментированная реальность, дополненная всяческими вещами, которых не имелось в природе: прогнозом погоды, постоянно всплывающими уведомлениями от случайных знакомых: кому-то понравился мыслеобраз, а кто-то празднует два года отношений в поде. Легли, познакомились, встречаются.

Она прикоснулась к теплому терминалу, увидела все то, что не хотела, будто куда-то под основание черепа вогнали тонкий луч сияющего света, и мир оказался другим. Не таким, как прежде. Клэр подышала, моргая и мечтая ослепнуть, перестать понимать. Вспомнила, зачем все это делает, усилием мысли нашла контакт Салли Рэнда и позвонила ему.

Пока что под веками светилась улыбающаяся взъерошенная фотография, но и от нее было не слишком хорошо, физически и эмоционально. Звук из старых программ проходил раз, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. Клэр остановилась, она замучилась считать. Разве только занят, болтает с кем-то.

Потом канал открылся, и она увидела его. Взъерошенного какаду, оцифрованного, но выглядящего идеально, так, как она хотела. Обычно обитатели подов ретушировали свою внешность, но не в этом случае. Клэр почувствовала, что не справляется, почти сползла на пол, чтобы спрятаться, потом вспомнила, что Салли никуда не денется, что мозг сам поместит его образ в нужное положение. Она с трудом дошла до деревянного стола с рядом старинных ламп. Отодвинула тяжелый стул, упала на него почти мертвым телом, а когда подняла глаза — Салли сидел напротив. Очень реальный и очень встревоженный.

— Дай мне руку, — попросила она, повинуясь странному инстинкту, и изображение вдруг поменялось в лице, будто исказилось от боли.

Губы прошептали: «Клаудия», — это слово она бы не спутала ни с чем, но звук почему-то замедлился, не пришел к ней.

— Салли, дай мне руку, — снова попросила она, и совершенно живой, не мигающий, не голографический Салли потянулся пальцами к ней, а она выставила ладонь и поймала воздух.

В висках закололо, потому что сознание уже адаптировалась и думало, что Салли сидит напротив.

— Зачем ты ушел? — спросила она.

Салли пожал плечами и замотал головой. На линии были помехи, до нее вообще не доходил звук. Может быть, терминал сломался?

И тут Салли пропал. Исчез на глазах, а вместо него появилась строгая красная надпись «Соединение прервано». Клэр выругалась. Набрала еще раз. И еще. И снова. Набирала и слушала пустоту. Сдернула с себя присоску и замолотила кулаками по столу. Она говорила с Джесси по такому же каналу, он показывал ей виртуальность, у них было общение. Деградировало оно только через несколько месяцев. У кого-то процесс растягивался на годы. Куда более приемлемый вариант, чем уничтожение самого механизма.

Клэр встала на ноги и подумала, что с нее достаточно. Слишком много боли, и слишком мало толка. Идея не успела оформиться. Сверху, под потолком, мелькнула чья-то тень, и Клэр вдруг остро осознала, что она находится одна в темной библиотеке ночью. Страх вдруг залился внутрь вместе со сквозняком.

Клэр бросилась на выход, схватилась за ручку, и в этот момент темнота ее догнала.

Темнота разговаривала чьими-то голосами и отдавалась болью в затылке. Клэр попробовала пошевелиться, и тогда темнота впилась ей в запястья и лодыжки, а потом протащила за собой и ударила чем-то.

Осознание приходило частями, зато липкая горечь схватила за горло сразу, прошипев на всю округу: «Салли». Клэр сделала вдох и решила сосредоточиться на насущных проблемах и перестать называть душный черный мешок «темнотой».

— Смотри-ка, красотка наша завалилась. Здорово ты ее приложил.

— А ты как собирался ее похищать?

Смысл слов не умещался в голове. После революции.03 и начала правления «Саникорпа» резко исчезла нужда в правонарушениях. Делинквенты были объявлены вымершим видом. Клэр со своими приятелями смеялась над этим, заливалась, как дурочка, еще месяц назад. А что, если Салли тоже попался? Клэр сглотнула и почувствовала, что по щекам вместе со слезами медленно ползет паника.

Темнота исчезла. На ее месте образовались странные геометрические фигуры, серый угол, горизонтальная плоскость, и в этом момент к Клэр вернулось мышление.

— Эх, красотка, чем ты им не угодила? — со вздохом поинтересовался кто-то, и в секундный момент полета, пока ее вздергивали обратно на старый шаткий стул, Клэр увидела все как есть.

Большое сумрачное пространство, она у стены. Помещение разделено на две комнаты. Все окрашено в серые тона и оттенки, откуда-то пробивается слабый холодный свет. Стол, много труб по стенам, абсолютная тишина. Мужчины в масках. Убивать не собираются? А что тогда? Запихнуть в под, как Салли?

— Приступим, — проговорил второй, и мир пошатнулся от звона в ушах и горячего удара.

С этим смириться было куда сложнее. И снова ее мозг лишь нарисовал картинку. Клэр ударили по лицу. А до этого, во мраке библиотеке, она получила по голове, и на затылке было тепло, больно и неприятно. Там запекалась кровь.

Клэр не заметила, что плачет в голос, не поднимая головы.

— Красавица, мы тебя не будем убивать, только поговорим, — сказал первый.

Клэр тряхнула головой, сердито, зло, неверяще, и в теле разом заболело все, включая не беспокоившие до того лодыжки и запястья, стянутые чем-то почти острым. В этот момент Клэр почти возненавидела свое умение собирать и сопоставлять информацию при любых обстоятельствах.

Она огляделась еще раз, не поднимая ресниц, чтобы не привлекать внимания, пытаясь раствориться в пространстве и времени. Бежать было некуда. Ее фон валялся на полу метрах в десяти, смятый и уничтоженный.

Преступлений не было еще и потому, что чип в голове позволял мгновенно связаться с кем угодно. Только вот у Клэр его не было. Впрочем, камеры наблюдения появились в Лондоне еще в смутном начале двадцать первого века и охватили кольцом весь город. Значит — ее искали?

— Слушай, она совсем не реагирует. В шоке, кажется, — задумчиво произнес первый. — И как мы до нее собрались доносить информацию?

— Словами. Эй, Рейес, ты слышишь?

Клэр вздрогнула и сфокусировала взгляд на черной маске. Пожала плечами и не смогла удержать лица, когда запястье прорезал жгут, кожа все-таки сдалась, сделалась мокрой, противной и очень, очень болезненной.

Следом мир зазвенел снова. Клэр попыталась что-то сказать, но голос не слушался. Пришлось долго прокашливаться, глубоко дышать до легкости в голове, не терять сознание, получать отвратительные подбадривающие прикосновения от первого, только чтобы сказать:

— Слышу. — Страшный, громкий хрип. — Слышу, пожалуйста, не надо меня бить, если мы можем договориться, мы договоримся, прошу вас, только не надо…

— Я так и думал, пара пощечин — и дело в шляпе.

— Да, твои методы всем известны. Клаудия, послушайте нас. Не лезьте, пожалуйста, не в свою игру. Вы молодой ученый со своими взглядами на жизнь. Занимайтесь ими и дальше. Не играйте с огнем и забудьте про Салли Рэнда.

В этот момент Клэр будто песком в глаза сыпанули и, хуже того, песком же залили глотку, так, что дышать стало невозможно, она почти подавилась своим железным сердцем и долго-долго пыталась унять несовершенное, разбушевавшееся тело. Помогла простая мысль: узнать, кто упрятал Салли в под и страшно, жутко отомстить.

— Опять в отключке. Эй, — замахнулся рукой второй.

В голове Клэр снова включился свет, и она заговорила быстро-быстро, давясь мелкими песчинками и металлическим привкусом во рту:

— Я все слышу, я все понимаю, я никуда не лезу, я расстроилась из-за студента, вы же не знаете моей истории с подами, я ненавижу их всей душой, я вообще не знаю, о чем вы говорите. Вообще.

Соглашаться с ними, врать по минимуму, отвлекаться на посторонние красивые концепты. Например, тот, что зудел внутри: привкус металлический, так и верно, сердце стальное, стальное сердце, сердце стальное.

— Наши заказчики не хотят, чтобы вы продолжали с ним связываться. Видите ли, Клаудия, — тот, первый, присел перед ней, — каждый имеет может уйти. Жизнь в вечном комфорте против жизни в нашем изменчивом мире. Знаете, не могу осудить. Еще наши клиенты не любят, когда их тревожат. Вам не стоит беспокоить Салли Рэнда и занимать свою хорошенькую головку слишком сложными материями. Мистер Рэнд имеет полное право на под, запомните это и не рискуйте понапрасну.

Клэр кивнула, пытаясь сделать вид, что не боится, что это всего лишь игра, а не очень серьезный разговор, в котором нужно правильно реагировать. Ее резанул неприкрытый шовинизм терминов, но очень отдаленно и холодно, не оставив на кричащей от боли кожи ни следа. Гораздо больше Клэр волновали другие вещи. А еще ее тошнило.

— Скажите, пожалуйста, вслух.

— Да что ты с ней церемонишься? — Второй вдруг схватил ее за горло, и Клэр трепыхнулась, вытянулась в струнку, покорная движению и уходящему из нее кислороду.

— Перестань! — Ее отпустили, и она снова долго дышала, впервые в жизни жалея об отсутствии чипа в голове, стальной руки, синтетической кожи.

Именно ее семья была совместимой, на них много лет назад просыпались все эти деньги только потому, что их набор генов не отторгал различные железяки. А что сделала она? Ограничилась сердцем? Да полтела можно поменять и не быть в чьей-то власти.

Проблема заключалась в том, что до нынешней минуты Клэр и не боялась. Зато сейчас познала все оттенки этого мерзкого, отвратительного чувства.

— Клаудия, вслух.

— Я не буду пытаться связаться с мистером Рэндом, он имеет право на личную жизнь, а у вас… — она чуть было не ляпнула «в Хейвене» и прикусила язык.

— Что у нас?

— У вас очень плохо с просьбами, — жалко и обиженно выплюнула она, и слезы в этот раз потекли совсем уж по своей воле. — Можно было сказать. Не…

— Простите, такова воля заказчика, — развел руками первый.

Она наконец вгляделась в них: два черных силуэта, затянутых в синтетику. Без прорезей на месте глаз, скорее всего, ткань позволяла и видеть, и дышать.

— И мой приятель перестарался, конечно. Мы отбываем, а вы будьте умничкой, сосчитайте до ста, медленно-медленно, а потом ползите к двери, это направо. Мы оставим вам нож.

Клэр снова кивнула, но вступило сразу везде, и она зажмурилась от боли.

— Ты хочешь сказать, мы ее не тронем? — спросил второй со странной интонацией, и Клэр вскинулась, пытаясь понять, что же такого нехорошего было в его фразе.

Но две черных силуэта уже шли по направлению к выходу, направо, и тот, что был относительным хорошим, кажется, тащил другого. Через несколько мгновений что-то звякнуло об пол, и Клэр напрягла глаза, пытаясь сообразить, закончены ли ее мучения, а потом со стоном, усталая, повалилась на пол и поползла, то отталкиваясь ногами, то переворачиваясь набок, то ложась на спину.

Дверь оказалась не так уж и далеко, а вот вспороть пластиковые стяжки небольшим ножиком было непросто. Клэр трясло, и она, вроде бы достаточно спокойная внутри, никак могла собраться и заставить пальцы слушаться. Сквозь набат в ушах пробилась одна четкая, безумная мысль: они не заставили ее сосчитать до ста, она не стала считать до ста, поэтому она может все, здесь и сейчас, далее везде — и нож, наконец, перестал скользить в руках. Запястью было очень больно, но давление прекратилось, как только она дернула лезвием.

Вылезая на улицу и ругаясь, на чем свет стоит, Клэр вдруг вспомнила про фон, но только рукой махнула: он был растоптан почти в крошево, этот факт ее сознание успело зафиксировать, пока она ползла к ножу, и отбросить как ненужный. Сейчас перед ней стояли модифицированные цели: добраться до поверхности, оглядеться и попробовать дойти до цивилизации.

Удалось ей это не сразу, а когда удалось, Клэр застонала и села прямо на асфальт. Вокруг нее громоздился отвратительный Ист-Энд.