Я сбегала по лестнице, спасаясь от неудачного дня. На каждом пролете окна показывали одну и ту же информацию: на улице было хорошо. Преподаватели, особенно постарше, все время смеялись — зачем читать прогноз погоды, если можно посмотреть сквозь стекло и увидеть все самому. В чем-то они, конечно, были правы.
Непришедший лифт украл у меня минуты четыре, а Джо и Кит очень не любили, когда я опаздывала. Овца, что с меня взять. А они — два льва, да еще из хороших семей. Чуть было не схватившись за лоб, я промахнулась мимо ступеньки и полпролета ехала на спине. У фортуны были свои виды на мой побег. Отдышавшись, я встала на ноги. Кажется, жива. На ближайшем окне мигал красный восклицательный знак. Важные новости — для меня лично? Наплевав на опоздание и стараясь не думать о том, что эти два монстра пунктуальности теперь точно меня сожрут, я прикоснулась к стеклу. Текст развернулся. Я ойкнула и поправила очки. Нет, в самом деле?
«Сенат принял решение о том, что гендерный статус ирревокабелен в течение всей жизни».
Закрыв страницу, я пробежалась пальцами по глади стекла, пытаясь найти опровержение. Глупое занятие, ведь моя сеть могла предложить информацию только из Центринформага, но черт возьми! Черт возьми!
Опоздание отошло на второй план. Я уселась на ступеньку и уставилась в пол. Дело всей жизни стремительно летело под откос. Я три года пыталась доказать, что гендерный статус, настоящий пол, да как его ни назови, не абсолют, что он лабилен, может меняться в течение жизни и даже быть подделанным. Мне хоть защититься-то дадут? Я раздраженно пнула кадку с цветами. Та завалилась набок и медленно покатилась — навстречу поднимающейся Дженевин Барнс, симпатичной овце, которая была одним из моих подопытных кроликов. Дженевин поставила цветы на место, поздоровалась и пошла дальше. Уверенная, непоколебимая, вполне себе мачо, как любили говорить раньше. Субъект Б, показатели психики которого за последние пять лет изменились настолько, что по-хорошему надо было менять и гендерный статус.
Я тяжело вздохнула, потерла глаза, поднялась на ноги и пошла вниз. Джо и Кит точно голову снимут. Радует, что на этот раз у меня хоть оправдание нормальное. Привет, друзья, а я вот точно не знаю, на что потратила Оксфордский грант и последние несколько лет. Думала, что на дело. Сенат сказал, что на воздух. Что мне передать Оксфорду? Вы у меня политологи, львы, придумайте ответ минуты за полторы. От последней мысли я чуть не полетела с лестницы во второй раз. В груди закипало что-то незнакомое и, похоже, не особо характерное для овец. Разве только — для овец, рожденных в инкубаторе. Но Джо! Чертова Джо, которую я теперь даже в шутку не могла именовать во львином роде. С четырнадцати притворяется овцой, избалованное создание, а я тут давай пиши диссертацию, доказывай, что она лев, что у нас разный гендерный статус, что мы можем заключить союз. Не то чтобы ей это было надо... Миловидная овечка из богатой семьи — львов вокруг хоть отбавляй. Хорошо, их Кит отпугивает. Стопроцентное львище, грива до земли свисает. Волочился бы за Джо, наверное, но... Но знает же сам, что она лев, просто валяет дурака. А гомогендерные связи у нас неприняты. Раз уж вывели понятие настоящего, психологического пола, какой смысл в гомогендерности. И так биологически гетерогендерных пар достаточно мало.
Мы с Джо оказались бы таковой, если бы... Если бы не чертов закон. Я выхватила из кармана коммуникатор, с намерением дозвониться до Кита (Джо все равно брал через раз), толкнула входную дверь — и тут меня почти снес с ног престарелый львина Маккейт вместе с оравой своих псов. Ком погиб где-то под третьей парой лап.
Готовая ругаться в голос — вообще, по полу не положено, но сегодня, видно, можно все — я побежала к зданию стоянки. Только бы не расклеиться совсем, только бы не расклеиться, только бы доехать до Джо и Кита, а там все вместе что-нибудь придумаем. Неразлучная троица друзей, два льва и овца, Джо, Кит и Эл, гроза школы, гроза колледжа, гроза университета. В какой-то момент Джо перетипировали в овцы, но наших отношений это не изменило. На людях он вел себя по-другому, но я же видела, что все осталось, как было. Они продолжали помогать слабенькой Эл, тащить ее на себе. Два льва из богатых семей и одна маленькая инкубаторская овечка.
Лифт не работал и в здании стоянки, но тут мне надо было спуститься всего на два уровня. Подходя к своему симпатичному автомобильчику, я вспомнила, что у Джо кто-то был в Сенате, и раз она (черт, как теперь правильно-то?) нормально отнеслась к тому, что вся моя докторская строилась вокруг нее, явной ошибки Государственного гендерного аппарата, ну, покричала, конечно, для проформы, то, наверное, и с этой бедой поможет? Нет, все-таки Джо — лев, ну зачем я все эти годы зубрила, разбиралась, говорила со спорными случаями? Признаки гендера налицо: сильная, лидер, психически устойчивая и даже чересчур ригидная, не склонна искать компромиссов... Ну и так далее, и тому подобное, еще десять страниц моей докторской.
Я села за руль и поправила зеркало заднего вида. Поверхность немедленно выдала список предупреждений, а потом — текущие новости. Дрожащими пальцами я пролистала то, что было. Кроме меня, кажется, новость о неотзываемости гендерного статуса не заметил никто. Мир страдал от демографического кризиса, и игрища с гендером в продвинутых США что-то значили только для моей чертовой докторской — и для меня лично.
Захотелось разреветься. Родилась в инкубаторе, черт, никто же не виноват, правда? Джо и Кит, разумеется, в семьях, враждующих политических кланах. Но это редкость, большинство — таких, как я. Норма — появиться на свет в инкубаторе. Норма — получить среднее усеченное образование и спокойно просиживать дни в офисе, не делая ровным счетом ничего. Все равно благ хватало. Норма — быть одиночкой: индивидуализм превыше всего. Но вот меня какого-то черта тянуло к знаниям. Я какого-то черта проводила дни в библиотеках. Мысли роились, побери их по матери. В смысле, по родителю-овце. В школе подружилась с этими двумя. Потом — успех, поступила в Йель. Тут, не иначе, Кит помог, даже со всеми моими оценками Йель светил только им двоим. Промежуточный статус Джо показался мне шуткой (ну, не разобрались, бывает, важно только то, что скажут на финальном тестировании). А потом, в двадцать один мы все вышли из здания ГГА с заключениями. Какие вопросы насчет меня и Кита? Да нас в союз прочили как раз с промежутков (не то чтобы кому-то нужны были эти союзы, такое насилие над личностью — жизнь бок о бок с другим человеком). Лев и овца, проводят время вместе — не пора ли что-то там да со свадебкой? А мне нравился Джо, все в нем было львиным, настоящим, дерзким. И тут финальный статус: овца! Я чуть в обморок не упала. Кит начал ржать и хватать меня за коленки. К Джо с тех пор так ни разу и не притронулся. Знает же, что лев! И только плечами пожимает.
Я задала маршрут, нажала на педаль, и машина поехала. Хоть с Китовым подарком на день рождения все было в порядке. Достал какую-то усовершенствованную модель. Везет, когда семья — владелец всех крупных концернов. Пробок вроде бы не планировалось, маршрут прокладывался отличный, опаздывала я всего на семнадцать минут. По идее, можно было попробовать построить глазки Киту, чтобы простил. Да и вообще, ну какого такого я должна была играть по правилам? Загородный дом Кита, к чему спешить? А главное — куда теперь спешить?
Сердце непривычно затянуло. Я все время откладывала признание Джо на потом (вдруг подумает не то?). Но на финалке же должны были сказать очевидное. Не сказали. После я ходила как в воду опущенная. К счастью, догадалась поднять все случаи смены гендерного статуса. И поняла, что могу доказать неправильность заключения ГГА. Подала запрос в Оксфорд. Европу лихорадило от смены гендерных политик, и тогда они подумывали о принятии Доктрины настоящего пола. Оксфорд с радостью выделил деньги под исследования, а я, сама не зная как, оказалась в числе ученых с блестящим будущим, ездящих по всяким конференциям, а также — вот это был номер! — пользующихся большим спросом у юристов, занимавшихся вопросами смены гендерного статуса. Появились деньги, и я впервые в жизни стала платить за себя в дорогущих барах, где раньше рассчитывались Кит и Джо.
И вот теперь — защита на днях. Текст речи написан. Текст признания написан и переписан. Понимаешь, дорогой Джо, я не больная, я здоровая, ну да, привязываться к другому человеку и желать заключить с ним союз — это странно, да и лев такими вещами занимается, но раз уж была такая путаница, а я ждала с четырнадцати лет, может... Может...
Если бы машина не ехала на автопилоте, в этот счастливый день я бы разбилась насмерть. Губы дрожали. Жизнь сломалась вся к чертовой матери. Запрет смены гендерного статуса! Да как будто его все поголовно меняли. Нет, многим видным отпрыскам богатых и властных семей негоже было оказаться овцой. Глупости, конечно, везде говорилось о равенстве полов. Но лев — это все-таки лев. Ему положено завоевывать и побеждать. А у овцы — другая сила. Она гибче, может маневрировать. Да, львы иногда вели себя как свиньи. Но и овцы, впрочем, тоже. В общем, к черту, меня интересовал только один случай перепозиционирования. Сам Джо был против. Он считал, что система и психолог все решили правильно. Я пыталась как-то упросить его пойти к частному специалисту (расстаралась ведь и нашла такого, который был согласен под присягой сказать, что Джо — лев; он, кажется, такими присягами и зарабатывал, а в результате в нашем Сенате овец было куда больше законодательно определенной половины), так нет же. Говорит: овца и овца. И смеется. Глаза светлые, яркие, волосы...
Я долбанула по рулю с такой силой, что машина вильнула и тут же начала делать мне выговор на всех стеклах. Я попросила включить новости. Очнулась, в пятнадцатый раз перечитывая новый закон о союзном соединении капиталов. Власти, видно, посчитали, что союзы являются столь архаичной формой жизнедеятельности, что нужно придать им хоть какой-то вес. Разумеется, речь не шла о создании монополий. Но некоторые ранние ограничения снимались. Я попыталась заставить голову работать и стала анализировать текст. Хорошего из этого ничего не получилось: эмоции заслоняли видимость.
Все-таки умный человек придумал настоящий пол. Вот я — показательная овца. Отсутствие повышенного инстинкта выживания, неумение ориентироваться в новой ситуации, любое плохое известие считаю концом света, а уж речь о том, чтобы перегруппироваться и держать удар, не идет вообще. Это прерогатива львов. Львов, не овец. Может, надо было притворяться? Может, с четырнадцати изображать из себя льва?
Я даже рукой махнула на подобное предположение. Машина ехала ровно, чуть быстрее стандартной скорости и обещала снизить опоздание до пятнадцати минут. Что ж, это было вполне приемлемо. Я не удержалась и заплакала. Вся моя жизнь вдруг оказалась вполне приемлемой. И впервые за двадцать четыре года это перестало меня устраивать. Я мысленно перечислила тезисы докторской, чтобы успокоиться, но слезы никак не кончались. Пересказала признание Джо. Слезы потекли еще сильнее. Пытаясь успокоиться — ну что это такое, симпатичная овца размазывает макияж по щекам, вон, уже два льва промчались мимо, странно глазея — я начала думать о том, как проведу замечательный уикенд у Кита, как Джо снова будет разводить секретность, да от кого ей прятаться? Хотя старший брат Тревор мог предъявить. Ему никогда не нравилось наше общение. Поэтому с какого-то момента Джо перестала афишировать этот факт. Потом брат встал во главе родительской корпорации, потом конкуренция с кланом Кита обострилась до невозможного предела... А мы так и продолжали дружить.
В этот момент в боковое стекло прилетел камень. Уже не пытаясь понять все превратности этого дня, я просто выругалась матом. Впервые, кажется, за всю жизнь. Слова прозвучали странно и — отчего-то — нефункционально, а я осторожно коснулась сетки трещин, образовавшейся слева. Машина взвыла, как будто ей было больно. Все оставшиеся стекла осветились красным. «Нарушение целостности кабины минимально, запаса прочности хватит для вашей нынешней поездки, а также для поездки на сервис». Сервис имелся как раз неподалеку от поместья Кита. Но это же надо было так вляпаться. Везло, как утопленнику. Я попыталась прикинуть в уме размеры булыжника и его скорость, выходило что-то практически несусветное.
Гнать машину в ремонт не хотелось жутко. Я в очередной раз подумала о том, каково это, иметь родственников, людей, которых можно попросить об одолжении, иметь родного брата — и наконец-то отвлеклась совсем. Чисто теоретически любой инкубаторский мог оказаться моим кровным родственником. Поначалу разведение людей в огромных муравейниках всеми воспринималось в штыки. Но — рождаемость падала и падала, пока закат Запада не нарисовался с такой силой, что деваться было некуда. В детстве я не могла понять, как это люди раньше жили по трое, четверо в одном доме. Нет, встретиться, пообщаться, ну... Заняться чем-нибудь, чем занимаются львы и овцы наедине. Но как же индивидуализм, который декларировался чуть ли не с начала двадцатого века? Потом я сообразила, что просто не справлялся уровень жизни. Как только он подтянулся и все смогли жить в одиночку, так оно все и пошло. Ну и введение настоящего пола помогло. Часть пар вообще была лишена возможности размножаться. Никто не мешал взять инкубаторского — но что это за бред, выдергивать ребенка из жизнеспособной системы, штампующей достойных членов общества.
Ветровое стекло мигнуло, намекая на наличие новостей умеренной приоритетности. По экрану побежала строка. С почти отсутствующим интересом я прочитала про то, что какой-то музыкант был найден утонувшим в собственной ванной. Полиция не нашла, к чему придраться.
И все-таки Китов подарок барахлил — может быть, от удара? Ну какие же это важные новости. Я имя такое слышала от силы раз или два. От нечего делать я вывела на стекло биографию. Родился (о, любопытно, не инкубаторский), самоучка, гений, клуб двадцати семи наносит очередной удар — а это что за бред? Хм, действительно ровным счетом ничего интересного.
Навигатор сократил опоздание еще на тридцать секунд, и я мысленно поблагодарила создателя машины. Такими темпами уложусь в этикетные пятнадцать минут, и Кит с Джо меня не сожрут. Сколько ж мы не виделись? Неужели с моего дня рождения? Точно. Я то во Франции, то в Англии, отклоняла приглашение за приглашением. Кит был вынужден звонить с угрозами. Наговорил всякого, только чтобы убедить любимую Элайну приехать. Крайним сроком назвал эти выходные, сказал, что после них разговаривать со мной больше никто не будет. Пришлось соглашаться: с них станется. Да и неудобно как-то. Они для меня все сделали, а тут я беру и не еду.
Может, лучше бы и не ехала? Я горестно вздохнула. Признание в любви не удалось, а я уж совсем терпеть не могла, думала этих на выходных попробовать. Хотя бы полунамеком, хотя бы полусловом. Ну и пусть пошлет, ну и пусть испугается; чувство жгло и не давало дышать. По мере приближения защиты — все сильнее и сильнее. Ну и пусть Кит ударит, пусть вступится за своего ненаглядного Джо, пускай. Я же не с плохими намерениями. Просто — признаться. Просто — сказать, чтобы не давило так невыносимо.
Я поняла, что на глазах снова выступили слезы и старательно заморгала. Ничего не скажешь, приеду в гости просто красоткой. Я порылась в бардачке, искала пудреницу, а сама почему-то думала о нелепой смерти довольно-таки симпатичного льва. Нет, совсем другой круг, рожденный в семье, да еще и креатор! Черты лица въелись в память, понравились на каком-то животном уровне.
Закончила приводить себя в порядок я уже на подъездах к поместью. К счастью, это случилось на всех уровнях сразу. Надо было признать наконец то, что мой настоящий пол, в отличие от некоторых, настоящий дальше некуда. Овце положено терпеть, и сам факт, что я где-то там подергивалась, что-то там пыталась, всегда вызывал у меня внутренний трепет. Вроде как сейчас Кит улыбнется, возьмет меня за руку и скажет: «Ты же овечка, Эл, зачем столько суматохи, не хочешь меня — вступай в союз с другим львом, неужели никто не нравится?» Кит же молчал и устраивал меня в Йель, дарил машины и иногда, посмеиваясь, бросал Джо, влезавшему в дом через очередной тайный ход: «Попомни мои слова, от нее толка будет больше, чем от меня, тебя и... всего курса».
Я закатила глаза, сделала глубокий вдох — и смирилась. Овца. Только и всего.
Стекло вспыхнуло так ослепительным алым. До поместья Кита оставалось шесть минут езды, а его подарок все-таки решил меня уговорить.
«Сенсационные новости: воспользовавшись только что принятым решением Сената, а также новым законом о соединении капиталов, Джоселин Де Тривейро и Кит Роджерс несколько минут назад подписали брачное соглашение в Центральном союзном учреждении Вашингтона».
Я вылупилась на экран и перечитала новость раз пять. Под текстом появились сияющая Джо в платье и нарядный Кит во фраке. Овца и лев. Овца и лев. Овца и...
Как там звали этого чертового музыканта? Пальцы не слушались, и запрос я вводила секунд двадцать, только потом сообразив отмотать ленту назад. Тревор Алиметти. Тревор Алиметти. Господи, так это он. Долбаный брат Джо, который в свободное от управления корпорацией время играл для своих, храня это в строжайшей тайне.
Я покрылась испариной. Но не может же быть, что...
Под новостью, наконец, заиграло видео.
— Мы рады поздравлениям, — сказал Кит. — Конечно, никто не думал, что нас поймают, но вышло так, а значит — благодарим всех. Нет, ни о какой монополии и речи не идет, вы же знаете, что компанией управляет брат Джоселин. Нет, никаких проблем быть не может, потому что статус моей союзницы подтвержден десятком специалистов. Благодарим за внимание.
Вашингтон. Брат. Десяток специалистов. Детали потихоньку вставали на свои места. Овца, овца! Я схватилась за голову и попросила машину остановиться. Та, естественно, не подчинилась. Ехала я не по основной дороге, значит, ловушка захлопнется, как только миную тяжелые кованые ворота. Я лихорадочно набила тот же приказ на пульте. Двери издевательски клацнули. Время приближалось к двум минутам, а дальше... Дальше я была обречена. Влюбленными друг в друга с детства Китом и Джо. Последний кусок мозаики встал на место. Гребаный биологический пол! Надо было брать его в расчет, а не писать диссертации по настоящему полу! Нехрена! Нехрена слушать всяких идиотов, выживших из ума еще до появления инкубаторов. Мужчина и женщина. Мужчина и женщина, которым с детства твердили, что вместе — никогда. И я, гребаная, слезливая, никому не нужная овца, точно так же в эту женщину влюбленная. Когда я стала им мешать? И с каких пор умнюга-Кит так ошибается? Высшие баллы по стратегии. Ну хорошо, мое тело найдут одновременно с телом Тревора, это же должно привести к ним? Хотя нет, вряд ли. Сколько я там пролежу, погибшая от укуса какой-нибудь гадюки, никому не известно. А работа вся в Англии. Никто никогда не усомнится в том, что Джоселин — овца.
Ходить по судам с опровержениями и баламутить прессу будет некому.
Мне захотелось набрать им, спросить, как же так, зачем, за что. Или просто совпало — ведь ругался же Кит из-за диссера и смотрел озабоченно? Может, удастся уговорить? Умолить? Упросить? Двух львов-то? Я хмыкнула.
Нет, не двух львов. Мужчину и женщину, которые десять лет не могли быть вместе. Которые создали такой союз, что вся гребаная Россия с их гребаной теорией детерминированности будет плакать в сторонке.
Машина сбросила скорость, и в сердце закралась холодная тоска. Львы и овцы. Настоящий, мать его, пол.
На стекле снова мелькнула по-настоящему счастливая Джо, за ее полупрозрачным силуэтом показалось старинное поместье. На мгновение перед глазами вспыхнули все ее платья по коленку, все ее джинсы в обтяжку, все мои гребаные стояки, все, что я знал, все, чем я дышал, все, блядь, все. Разный пол. Нам нужен был разный пол. Так мы и были разного пола. Я закусил губу и, не выдержав, сблевал на пол. Нервная реакция, привычка. Ничего страшного. Овцам можно и не такое.
Машина замедлила ход, участливо справляясь, какого рода субстанция пролилась на пол. Не задумываясь, брякнул: «Кровь», — и это исчадие ада остановилось почти совсем, колеса скребли по земле, видно, конфликтовали две программы. Я упал на спину и, что было силы, долбанул по треснувшему стеклу ногами. Оно держалось, как влитое. Поэтому я бил и бил, до тех пор, пока внутри все не превратилось в кашу из красных огней и осколков. Обрезав руку, я вылез наружу, перекатился по склону и упал вниз, тяжело дыша.
Медлить было нельзя. Я знал владения Кита как свою пятерню, но как угадать, на что хватит этих двоих? Самый красивый союз, драть их вперегреб. Я сделал два глубоких вдоха, осмотрел руки и ноги — и побежал. Машина как раз въезжала через ворота. Пара неприятных порезов, синяки и ссадины, но не более того. План в голове нарисовался мгновенно. Причем явно не тот, о которым первым делом подумает Кит. Он не знает, что я никогда не ходил его охотничьими тропами, что мысли о Джоселин всегда вели в другую сторону.
Кэш в кармане грел пальцы. Пусть сувенирный — вез этим... этим львам подарки из Оксфорда — но имеющий хождение, и точка. Меня будут отслеживать по нему, но не с такой скоростью, как по кредитке.
Добраться до Венесуэлы. Выжить. А там... там посмотрим. Задел есть. Я перешел на бег, минуя кромку леса. Гендерный статус ревокабелен полностью, и я, Элайн Джонс, только что его сменил.